Я  жива,  -  подумала  Вероника. -  Опять  все сначала.  Придется здесь
проторчать неизвестно сколько, пока не удастся  их убедить, что я в  здравом
уме, что со  мной  все в  полном порядке.  Потом меня выпишут, и  все, что я
увижу за этими стенами, опять  будет та же Любляна, центральная площадь и те
же мосты, горожане, прогуливающиеся или спешащие по своим делам.
     Людям нравится выглядеть лучше, чем они есть на самом  деле, и поэтому,
наверное,  из показного сострадания мне снова дадут работу в библиотеке.  Со
временем я опять начну ходить по тем же барам и ночным клубам, где все те же
бессмысленные  разговоры с  друзьями о несправедливости  и  проблемах  этого
мира, ходить в кино, гулять по берегу озера.
     Таблетки в общем-то оказались удачным  выбором - в том смысле, что путь
для отступления открыт:  я не  стала калекой; я такая же  молодая, красивая,
умная  и,  значит,  смогу  по-прежнему,  без  особого  труда  находить  себе
очередного любовника. Это  значит  - - заниматься любовью у  него дома  или,
скажем,
     в лесу, получая вполне  определенное удовольствие, -  только всякий раз
после  оргазма будет возвращаться  все то  же  ощущение пустоты.  Постепенно
иссякнут  темы для  разговоров,  и втайне  оба мы  будем думать  об одном: о
поисках благовидного предлога - "уже поздно", "завтра мне рано вставать".  -
а  потом мы решим "расстаться друзьями", по возможности избежав утомительных
и ненужных сцен.
     Я снова  возвращаюсь  в  ту  же комнату при  монастыре. Что-то  листаю,
включаю  телевизор, где все те же передачи,  ставлю стрелку будильника ровно
на  тот  же час,  что  и  вчера; потом  на  работе,  у  себя  в  библиотеке,
механически исполняю очередной  заказ.  В полдень съедаю бутерброд  в сквере
напротив театра, сидя на все той же скамейке,  среди других людей, которые с
серьезными лицами и  отсутствующим взглядом  поглощают  свои  бутерброды  на
таких же облюбованных скамейках.
     После  обеда  - опять  на работу,  где приходится выслушивать все те же
сплетни  - кто  с  кем  встречается, кто  от  чего  страдает,  у  кого  муж,
оказывается.  просто подонок, -  выслушиваю  снисходительно, радуясь  втайне
тому,  что я-то особенная, я неповторимая, я красивая, работой обеспечена, а
что до любовников, то с этим никаких проблем. После работы - опять по барам.
И все сначала.
     Мать, которую, должно быть, хорошо встряхнет моя попытка  самоубийства,
достаточно скоро придет  в  себя  после  шока, и вновь  начнется: что я себе
думаю,  почему  не такая, как все, ведь я уже  не маленькая, пора подумать о
будущем, пора устраивать  свою  жизнь,  в  конце концов все на самом деле не
настолько сложно, как я себе представляю. "Взгляни, например, на меня, я уже
столько лет  замужем за  твоим  отцом - и  ничего,  не  жалуюсь,  потому что
главным для  меня всегда была ты,  я  делала все что могла, чтобы  дать тебе
самое лучшее воспитание,  чтобы ты  .получила  хорошее образование,  чтобы я
могла гордиться тобой".
     В  один  прекрасный  день я  устану от  нескончаемых нотаций  и,  чтобы
доставить ей удовольствие, выйду за кого-нибудь замуж, уговорив с.ебя, что в
самом деле его люблю. Поначалу мы будем строить воздушные замки о собстенном
загородном  доме,  о  будущих  детях,  о  том,  как у  них  все замечательно
устроится.  Первый  год мы  еще  будем часто заниматься  любовью,  второй  -
гораздо реже,, а потом, наверное; сама мысль  о сексе будет появляться у нас
раза  два в неделю, не  говоря о ее  воплощении  раз  в месяц. Мало того, мы
почти перестанем разговаривать  друг  с другом. В  растущей  тревоге я начну
спрашивать себя - - может быть, это я  всему виной,  может быть. это со мной
что-то не в  порядке, раз я его больше  не интересую. Единственное, о  чем с
ним можно говорить, - - это его друзья, словно на них свет клином сошелся.
     Когда наш брак будет совсем уж висеть на волоске,  я забеременею. У нас
родится  ребенок,  на какое-то  время  мы станем  ближе друг другу,  а затем
потихоньку все вернется в прежнюю колею.
     Затем  я начну  катастрофически толстеть, как та самая. тетка вчерашней
медсестры,  или  позапозав-черашней,  не  помню,  неважно.   В  сражении  со
стремительно прибывающим весом, сяду на диету, изо дня в  день чувствуя себя
разбитой  и  подавленной оттого,  что  все  усилия бесполезны. Чтобы хоть за
что-то уцепиться, начну  принимать нынешние якобы чудодейственные препараты,
снимающие депрессию,  и после  ночей любви, всегда  столь  редких,  рожу еще
несколько детей. Я буду твердить направо и налево, что дети, мол, смысл моей
жизни, а ведь если подумать, то наоборот: как раз моя  жизнь - это  смысл их
жизни, сама ее причина.
     Все вокруг будут считать нас  счастливой парой, не  догадываясь,  что и
здесь, как всюду, за видимостью счастья таится все та же горечь и тоска, все
то же беспросветное одиночество.
     А потом мне  однажды доложат, что у  мужа есть любовница.  Я, наверное,
устрою скандал,  как  та самая  тетка медсестры, или вновь начну  обдумывать
простейший  выход -  самоубийство. Но  к тому времени я  уже  буду старая  и
трусливая, расплывшаяся и обрюзгшая, с двумя-тремя  детьми на руках, которым
нужна  моя  помощь, их ведь  нужно воспитать, дать им  обра зевание,  помочь
найти свое место под солнцем - ведь у меня обязанности, от которых никуда не
деться, так что какое уж тут  самоубийство  - самоубийство придется  надолго
отложить. Да и  не будет  никакого самоубийства, будут бесконечные скандалы.
обвинения,  угрозы  уйти вместе  с  детьми.  Муж,  как  водится,  пойдет  на
попятный, начнет уверять,  что любит только одну меня и что  такое больше не
повторится, даже не понимая, что на самом-то деле мне некуда деваться, разве
что переехать к родителям - на  этот раз навсегда, до  конца своих дней, - а
это значит вновь с утра до ночи выслушивать нотации и причитания, что я сама
виновата, сама разрушила семейное счастье - пусть какое-никакое, но счастье,
- что он, при всех его недостатках, был все-таки хорошим мужем, не говоря  о
том, что для детей сам по себе наш развод - непоправимая психическая травма.
     Еще через два-три года у него появится новая любовница - об этом я либо
догадаюсь  сама, когда ее увижу,  либо мне кто-нибудь опять-таки поспешит об
этом сообщить,  а я, конечно, закрою на  это  глаза, -  на борьбу с  прежней
любовницей ушло столько сил,  что теперь лучше принять жизнь как есть,  если
уж она оказалась не такой, как я себе представляла. Мать была права.
     Он будет  со  мной  все  так  же  мил,  я все  так  же  буду работать в
библиотеке,  в  полдень на  площади перед театром  съедать  свой  бутерброд,
браться за книги,
     каждую всякий  раз бросая  недочитанной,  глазеть  в телевизор, где все
останется таким же и через десять, и через двадцать, и через пятьдесят лет.
     Только теперь бутерброды  я буду есть  с  крепнущим чувством  вины, все
более безнадежно толстея; и в бары теперь путь мне будет заказан, потому что
у меня есть муж, у меня есть дом, а в нем  дети, которые требуют материнской
заботы,  которых надо  воспитывать,  принося им  в  безоглядную  жертву свою
оставшуюся жизнь.
     И  теперь  весь  ее  смысл  сведется  к ожиданию  той  поры,  когда они
вырастут, и  все более  неотвязными будут  мысли о самоубийстве, но теперь о
нем остается  только мечтать. И в один прекрасный день  я приду к убеждению,
что на самом деле  - такова жизнь, в которой  все стоит на месте, в  которой
никогда ничего не меняется.
     И я смирюсь с этим.